Цитаты Геральта из Ривии
Цитаты из Ведьмака
Геральт из Ривии — главный герой цикла книг «Ведьмак», а так же одноименной игры «Ведьмак». Обладает своим, определённым мировоззрением и не удивительно что обладает колкими фразочками. Некоторые цитаты взяты из книг, другие из игр
Вот некоторые цитаты Геральта из Ривии :
Нет Предназначения… Оно не существует. Единственное, что предназначено всем, — это смерть.
— На вранье далеко не уедешь… Даже верхом.
— Когда в битве он потерял обе ноги, он сказал, что так даже лучше — больше не будут болеть.
— Хуже нет, чем вести дела с собственной семьей.
— Именно, — кивнул вампир. — Еще один. Последний, но в принципе не менее важный. Это миф, продиктованный вам вашими сексуальными фобиями.
— Во, фобиев каких-то приплел, — зевнула Мильва.
Кагыр тихо прыснул.
— Миф я оставил под конец, — Регис смерил его взглядом, — и тактично не стал бы о нем упоминать, но Геральт сам захотел, так что у меня нет причин утаивать. Сильнее всего людьми управляют страхи с сексуальной подоплекой. Девушка, теряющая сознание в объятиях сосущего ее вампира, молодец, млеющий от мерзостных действий вампирки, осыпающей поцелуями его тело, — так вы это себе представляете. Оральное насилие. Вампир парализует жертву страхом и принуждает к оральному акту. Точнее — жуткой пародии на оральный акт. А такой акт, исключающий продолжение рода, есть нечто отвратительное.
— Говори за себя, — буркнул ведьмак.
— Акт, завершающийся не зачатием, а удовлетворением и смертью, — продолжал Регис. — Вы сплели из этого зловещий миф. Сами подсознательно мечтаете о чем-то подобном, но вас передергивает при одной мысли о том, чтобы нечто такое дать партнеру либо партнерше. Потому за вас это делает мифологический вампир, вырастая в связи с этим до размеров привлекательнейшего символа зла.
— Ну, разве ж я не говорила?! — воскликнула Мильва, как только Лютик кончил ей объяснять, что имел в виду Регис. — Ни о чем другом, только об одном! Орательный секс какой-то придумали! Начинаете мудро, а кончаете всегда на жопе! Оратели! Мать вашу…
— С давних пор самым худшим врагом для человека был вовсе не чужеземец, а сосед.
— Недостаточно быть друг другу предназначенными. Надобно нечто большее…
— Дикие собаки опаснее волков. Потому что волки охотятся, чтобы утолить голод… А дикие собаки убивают для забавы.
— Совсем как люди.
— Не стоит умирать за идею, особенно если в её основе лежит ненависть.
— Не может быть правилом то, из чего есть исключения.
— От шпиона до преступника… Интересный путь.
— На самом деле, это одно и то же. Работа с информаторами, переговоры, подкупы… Иногда заказные убийства. Старые трюки.
— Да… Но когда-то ты делал все это во имя идеи. А сейчас?
— А сейчас я решил, что хватит служить идеологии. Пора работать на себя. И пока что у меня неплохо получается.
— Говорят, молчание – золото. Возможно. Не знаю. Во всяком случае, своя цена у него есть.
— Я не святой отшельник, не только одно добро творил в жизни. Но если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще.
— Строить великие планы легче, чем воплощать их в жизнь
— Хм. Традиция, которая ценит видимость превыше всего. Весь этот великосветский блеск и ложно понимаемая щедрость…
— Этот твой философский тон, должно быть, от того, что тебе не оплатили новый наряд?
— Такой тон у меня появляется всегда, когда я размышляю. А со мной это случается, представь себе, довольно часто.
— Я не люблю, когда копаются в моей жизни.
— Ложь тем отличается от истины, что непременно становится явью
— Нет Предназначения… Оно не существует. Единственное, что предназначено всем, — это смерть.
— Ламберт, Ламберт, хер моржовый. Ламберт, Ламберт, вредный х*й.
— Войны ведут по двум причинам. Одна из них — власть, другая — деньги.
— Нельзя заплатить за то, что не имеет цены. Некоторые утверждают, будто каждая, абсолютно каждая вещь в мире имеет свою цену. Это неправда. Есть вещи, у которых нет цены, они бесценны. Их проще всего узнать: стоит только их потерять, и всё — они уже потеряны навсегда.
— Зло – это зло. Меньшее, большее, среднее – всё едино, пропорции условны, а границы размыты.
— Быть нейтральным — не значит быть равнодушным и бесчувственным. Не надо убивать в себе чувства. Достаточно убить в себе ненависть
— О любви мы знаем немного. Любовь — что груша. Он сладкая и имеет определенную форму. Но попробуйте дать определение формы груши!
— Зажги, туши, насри и смой. И в этом вся наука.
Чтоб видеть буквы, милый мой, сумей говно сменить мочой.
— Я не святой отшельник, не только одно добро творил в жизни. Но если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще.
— Люди никогда не изменятся. Они навсегда останутся эгоистичными, завистливыми, мелочными и страшащимися всего, чего они не в силах понять. И уж поверь мне, не понимают они очень многого.
— Сегодня Зло правит законами — ибо законы служат ему. Оно действует в соответствии с заключенными мирными договорами, поскольку о нем, Зле, подумали, заключая эти договоры.
— И молвил милостивый Фольтест: «О благородный Радовид…»
— Что ты плетешь, Лютик?
— Я скрупулезно записываю всё, что происходит.
— Он сказал:»Хватит, парень, пора уже тушить пожар в этом борделе».
— Геральт, в тебе начисто отсутствует поэтический дар!
— Геральт, — сказал он вдруг, — но ведь чудовища существуют. Ну, может, их теперь не так много, как бывало, может, они не таятся за каждым деревом в лесу, но они — есть. Существуют. Так зачем же люди дополнительно придумывают таких, каких нет? Мало того, верят в свои придумки? А? Геральт из Ривии, прославленный ведьмак? А? Ты не задумывался над причиной?
— Задумывался, прославленный поэт. И знаю причину.
— Интересно бы услышать.
— Люди, — Геральт повернул голову, — любят выдумывать страшилищ и страхи. Тогда сами себе они кажутся не столь уродливыми и ужасными. Напиваясь до белой горячки, обманывая, воруя, исхлестывая жен вожжами, моря голодом старую бабку, четвертуя топорами пойманную в курятнике лису или осыпая стрелами последнего оставшегося на свете единорога, они любят думать, что ужаснее и безобразнее их все-таки привидение, которое ходит на заре по хатам. Тогда у них легчает на душе. И им проще жить.
— Просто не верится, что это край света, конец цивилизации, — сказал Лютик. — Только глянь, Геральт. Рожь — что твое золото, а в кукурузе может спрятаться конный. Или вон та репа, посмотри, какая огромная.
— Да ты, никак, дока в сельском хозяйстве?
— Поэты должны знать все, — высокопарно проговорил Лютик. — В противном случае мы компрометировали бы себя. Учиться надо, дорогой мой, учиться. От села зависят судьбы мира, так что надобно разбираться в сельских делах. Деревня кормит, обувает, уберегает от холода, развлекает и поддерживает искусство.
— Ну, с развлечениями и искусством ты немного переборщил.
— А самогон из чего гонят?
— Понимаю.
— Мало понимаешь. Учись.
-Легко убивать из лука, девочка. Так легко спустить тетиву и думать: мол, это не я, не я, а стрела. На моих руках нет крови того мальчика. Его убила стрела, а не я. Но стреле ничего не снится по ночам. Пусть и тебе ничего не снится по ночам, голубоглазая дриада.
— Говоришь, что тебя преследует чудовище. Чего ты боишься? Если оно на тебя нападёт, скажи ему, что обожаешь чудовищ, оберегаешь их и следишь за тем, чтобы ни один трупоедский ведьмак не нарушил их покоя. Ну а уж если и после этого чудовище выпотрошит тебя и сожрёт, значит, оно чудовищно неблагодарное чудовище.
-Быть нейтральным — не значит быть равнодушным и бесчувственным. Не надо убивать в себе чувства. Достаточно убить в себе ненависть.
Я не верю в твоего бога, не верю в существование других богов, но ценю твой выбор, твою жертву, ценю и уважаю то, во что ты веришь. Ибо твоя вера и посвящение, цена молчания, которую ты платишь, сделают тебя лучше, достойнее. По крайней мере, могут сделать. А мое неверие не может ничего. Оно бессильно.
Ты спрашиваешь: во что я, в таком случае, верю? В меч.
— Когда захочешь покончить жизнь самоубийством, не впутывай в свои дела других. Просто повесься на вожжах в конюшне.
— Ведьмаки существуют для того, чтобы убивать чудовищ. Как я могу это делать, если настоящие чудовища, по сравнению с которыми даже дракон выглядит невинным щенком, бродят по миру, скрываясь за идеалами, верой или законом?
— Но я всегда придерживался принципов. Нет, не кодекса. Иногда просто прикрывался кодексом. Людям это нравится. Тех, кто имеет кодексы и руководствуется ими, чтят и уважают.
— Мы живем с того, что заработаем, а зарабатываем мало. Это какая-то теорема заказов и сражений. Вот и весь секрет.
— Но вы выступаете во имя справедливости. Борьбы со злом, борьбы сил порядка с силами хаоса. Вы несете порядок в этот мир.
— Ты мутишь меня, Борг. Пойми, у меня не может быть человеческих сомнений. Я ведьмак, выродок. Но ты прав, у меня есть свои собственные правила, и я скажу тебе их. Я уничтожаю тех тварей, которые нападают на людей и проявляют агрессию и щажу тех, которые избегают контакта с человеком. Они прячутся от него, они имеют право на жизнь. Они были тут первыми, никому не угрожают.
— Оригинальная теория, хотя и расходящаяся с интересами людей.
— Интересы людей меня мало касаются…
— Как же так? Ты ведь их защищаешь?
— Я защищаю их жизни, а не их интересы. Их интересы и желания — это дело их самих, людей. Я для них уродливый наемник, полукровка, бездушный ведьмак.
— Не существует никаких кодексов, Иоля. Ещё не написан ни один кодекс для ведьмаков. Я свой себе придумал сам. Взял и придумал. И придерживался его. Всегда…
Ну, скажем, почти всегда.
Кальдемейн: В моём доме бабы ни гугу. Но так, между нами, постарайся не делать при ней того, что недавно выкинул за ужином.
Геральт: Ты имеешь в виду, когда я запустил вилкой в крысу?
Кальдемейн: Нет. Я имею в виду, что ты в неё попал, хотя было темно.
Геральт: Я думал, будет забавно.
— Знаешь, Борг, это не так просто. Есть чудовища, которые мутировали только после встречи с человеком. Они раскапывают кладбища, охотятся на помойках, селятся в развалинах. Подстерегают людей у больших городов, у дорог, потому что это самый легкий способ добывания пищи. Этих я убиваю. Но случается так, что создания того же вида, живут в согласии с природой. В горах, в лесах. На этих я не охочусь и не принимаю заказов. Хотя они самые выгодные. Шкуры, зубы, кости, мясо, когти. Кровь. Для алхимиков, чародеев, колдунов, зельеваров, знахарей. Ювелиров. А есть такие, которых я вообще не трогаю, например, я не убиваю драконов.
— Но ведь они самые опасные…
— Нет, Борг, тут всё просто. Драконы не нападают на людей. Они их избегают, это люди охотятся на драконов.
— На тех, которые охотятся на овец, коров.
— Им приходится, дракон это не мышь, он много ест. Люди выкорчевали леса, убили зверя, ограничили необходимые для жизни пространства. А что же им делать? [К Геральту подсели две наемницы, охранницы Борга — Золотого Дракона] — Ты меня удивляешь.
— Борг, у меня от этого одни неприятности. Но скажи мне, разве это не чудо природы? Я люблю драконов, они пышут огнем, летают по просторам. Сокровища имеют только для чистого удовольствия. Они не мстительны и не завистливы. Зачем же их убивать? Они прекрасны.
— Они примут это за комплимент. Осторожно, Геральт, они неутомимы в любовных схватках, ты им нравишься. Ты и вправду им нравишься.
— Я понял, что ты как ведьмак путешествуешь по свету и когда попадается какое-нибудь чудовище, убиваешь его. И на это живешь.
— Более или менее.
— Или тебя вызывают, скажем, по особому заказу. И ты едешь и выполняешь.
— Зависит от того, кто вызывает и зачем. При разных обстоятельствах, но и цена тоже важна. Только этим мы и живем.
— Уже видел. Не слишком богато. А не бывает у тебя временами сомнений, никогда нет?
— Что ты ко мне прицепился, Борг, я же говорил тебе, чтоб ты со мной не связывался. Ты разочарован, да?
— Прости, я не хотел тебя обидеть, я по природе любопытен. Меня интересует твое ремесло и ты.
— Если хочешь знать, я берусь не за все заказы. Ведьмак очерчивает пределы своих возможностей, он волен оценивать риск. Я должен всего лишь защищать людей, которым грозит смерть от монстров и прочих тварей.
— Это выгодная теория, тебе не кажется? Можно быть ведьмаком до конца жизни и ни разу не вступать в сражения.
Маленькие дриады тоскуют по сказкам. Как и маленькие ведьмаки. Потому что и тем и другим редко кто рассказывает сказки на сон грядущий. Маленькие дриады засыпают, вслушиваясь в шум деревьев. Маленькие ведьмаки засыпают, вслушиваясь в боль мышц. У нас тоже горели глаза, как у Браэенн, когда мы слушали сказки Весемира там, в Каэр Морхене… Но это было давно… Так давно…
— Живые? Вы хто? Значится, вы хто будете?
— Я ведьмак.
— Купец-бакалейщик Эмгыр вар Эмрейс.
— Купееец?
— БАКАЛЕЙЩИК.
— Наконец-то ты проснулся.
— Где мы?
— В самом безопасном месте в лагере, дружище.
— Это бордель?
— Ага.
— Как живешь?
— Как картофельная моль: сижу тихо, в глаза не бросаюсь, рубаю картоху.
— Один накер для вкуса.
— Ты делаешь суп из накеров? Неудивительно, что они обозлились.
— Один. А то вкус не тот, другие сами прилезли, я их не звал.
— Но ты сунул одного в котел, вот они и разозлились.
— Они тоже хотели в суп? Завидовали?
— Послушай сказку.
— Да ну её в жопу.
— Жил-был ведьмак и обвинили его в убийстве короля.
— Причём облыжно…
— Всё было против него и только один человек мог ему помочь.
— Ага, прекрасный принц…
— Нет, капитан синих полосок. К сожалению, ведьмак не принял помощи и его повесили.
— Говно твоя сказка.
— Перед Кражей было что-то подозрительное?
— Пада…? Пада что?
— Что-нибудь другое. Ты мог что-то увидеть, почуять, услышать…
— Да, да, Барт слышал… Такое… Ш-Ш-Ш… Ш-Ш-ш…
— Откуда было слышно шипение?
— Барт слышал «ш-ш-ш» в нужнаке.
— Где?
— Ну… Где Барту нужно делать кучу.
— Я вижу, ты отлично находишь общий язык с троллем.
— У меня большой опыт. Я всю жизнь работаю с идиотами.
— Надень на меня эти наручники, Геральт.
— Ты действительно этого хочешь? Здесь? При всех?
— Возможно, ты будешь удивлён, но наручники также используют за пределами спальни.
— Ты иногда такая свинья, но я тебя люблю, братик.
— А ты иногда жуткий хвастун… Но вот ведь, сука… Я ж за тобой в огонь пойду!
— Еще пять минуточек… уже 1358-й?
— Нет.
— Ну так и ***уйте отсюда!
— Пусть легким бываю я, словно перо, быть долго и троллю со мной нелегко.
— Э-э-э… пись-пись? Трудная загадка! Человек обманул!
— Я выиграл честно.
— Глупые загадки! Перо, троллю не легко… не пись-пись…
— Пойдем наверх и займемся любовью.
— Ты обходишься без намеков.
— Я слишком стара, чтобы изображать стыдливого подростка. Разве что ты меня об этом попросишь.
Никак вы, ***ь, не научитесь!
— А говорят, мутации лишают вас человечности и отнимают чувства.
— Многие лишены человечности и без мутации.
— Крушину я нашел.
— В самый раз. Пахнет сильно.
— Скорее уж смердит.
— Смотри, какой нежный нашелся. Гнилое мясо, гной, мочевина… Обычные запахи деревни.
— Помнишь, как мы в Третагоре на помойке охотились на ригера? Ты потом пол-дня в бане отскребался.
— Забудешь тут. Мы как встретимся, ты это всякий раз вспоминаешь.
— Храбрый, видать, вояка, раз два меча навесил. Ты, седой! На кой тебе два меча? А в штанах два хера держишь? Ты, сука, глухой? Скажешь, кто ты такой есть, или тебе язык ножом развязать?
— Ведьмак. Спрашиваешь, зачем мне два меча? Один — для чудовищ, другой — для людей. Член у меня один.
Почему половина людей, которых я встречаю на пути, тут же решают напасть на вооруженного ведьмака? Может, у меня с лицом что не то?
— Если кто-нибудь остановит, прикинемся солдатами.
— Хорошо. В случае чего скажу…
— Мы прикинемся глупыми солдатами!
— Можно с вами выпить?
— Выпить всегда можно… Можно даже кое-что выиграть.
— Например? Цирроз печени?
— Знаешь, ты мне снилась.
— Зная тебя, сон был неприличный.
Ни одна идея не стоит жизни.
Ну, поехали. Подгони своего сонного мерина.
— Моего жеребца зовут Пегас.
— Само собой! Знаешь, что? Мою эльфью кобылу тоже надо бы как-то назвать. Хммм…
— Может, Плотвичка? — съехидничал трубадур.
— Плотва? — согласился ведьмак. — А что, звучит.
— Геральт?
— Слушаю.
— У тебя в жизни была хоть одна лошадина, которую не называли бы Плотва?
— Нет, — ответил ведьмак после недолгого раздумья. — Не было. Подгони своего кастрированного жеребца. Лютик. Путь дальний.
Около полудня, когда он поил Плотвичку у родника, кобыла дико заржала, оскалив желтые зубы и грызя мундштук. Геральт машинально успокоил ее знаком и тут же увидел правильный круг, образованный торчащими из мха головками красноватых грибков. — Ну, Плотва, ты становишься истеричкой, — сказал он. — Ведь нормальный же ведьмин круг. Что еще за сцены?
Люди, помните: делает монстром не облик.
Знаешь, когда легенда перестает быть легендой? Когда в нее начинают верить.
Не может быть правилом то, из чего есть исключения. И, пожалуйста, не надо говорить, что, мол, исключения подтверждают правила.
Кости брошены. Позади останется мое прошлое, впереди раскинется мое будущее.
— Черт! Глянь-ка, Мильва, что там такое?
— Просто тебе ухо оторвало. Ничего страшного.
— Тебе легко говорить. Я, понимаешь ли, любил это ухо.
Забыл сказать, что тебе необходимо поменять свою пустую башку на другую, с мозгами.
С давних пор самым страшным врагом для людей был вовсе не чужеземец, а сосед.
– Это Плотва? Но Плотва же была гнедой, а эта каштановая.
– Все мои лошади зовутся Плотвами. Ты прекрасно знаешь и перестань болтать.
Оставь сказителей в покое. Если им не хватит материала, они сами что-нибудь придумают. А имея в руках истинный материал, они его исказят.
Это не сказка, а жизнь. Паршивая и скверная. А посему, черт побери, давай проживем ее по возможности порядочно и хорошо. Ограничим количество творимых другими несправедливостей неизбежным минимумом.
– Цель есть в конце любого пути. Она есть у каждого. Даже у тебя, хоть тебе и кажется, будто ты не такой, как все.
– Теперь я тебя спрошу.
– Спрашивай.
– А в конце твоего пути есть цель?
– Есть.
– Счастливец.
– Дело не в счастье, Геральт. Дело в том, во что ты веришь и чему отдаёшь себя. В чём твоё призвание.
– Рассказывай, Лютик, – нетерпеливо бросил ведьмак. – Не торчать же тут до вечера.
Бард ухватил пальцами гриф лютни, резко ударил по струнам.
– Как предпочитаете, стихотворной речью или нормальной?
– Нормальной.
– Извольте. – Лютик тем не менее не отложил лютни. – Послушайте же, благородные господа, что случилось неделю тому непоодаль города вольного, Голопольем наречённого. Так вот, ранним утром, едва поднимающееся солнышко зарумянило висящие над полями и лугами покровы туманов…
– Ведь решили – нормальной! – напомнил Геральт.
– А разве нет? Ну ладно, ладно. Понимаю. Кратко, без метафор.
– Однако, я думаю, у каждого мифа, у каждой легенды должны быть какие-то корни. И у этих корней что-то лежит.
– Лежит, – согласился Геральт. – Чаще всего мечта, желание, тоска. Уверенность, что нет предела возможному. А иногда – случай.
Ламберт, Ламберт, хер моржовый. Ламберт, Ламберт, вредный хуй.
— Из всех созданий в этой округе самые занимательные — лошади. Ты интересуешься лошадьми?
— Да я их не различаю. И всех зову Плотвами.
— Ты странный, брат! Все знают, что ведьмаки — выродки и ненормальные мутанты. А здесь порядочный бордель для шлюх с принципами. Говори начистоту: у тебя в штанах точно все, как у обычного мужика?
— Когда последний раз проверял всё, вроде, было на своих местах.
— Ты, седой подонок, по-прежнему плохо считаешь, — прошипела Фрига. — Тебе снова нужно помочь посчитать? Ты один, а нас трое. Значит, нас больше.
— Вас трое, — ведьмак обвел их взглядом, — а я один. Но все же вас не больше. Это математический парадокс и исключение из правил.
— История, — усмехнулся ведьмак, — это реляция, в основном лживая, о событиях, в целом несущественных, оставленная нам историками, в основном идиотами.
Нельзя заплатить за то, что не имеет цены. Некоторые утверждают, будто каждая, абсолютно каждая вещь в мире имеет свою цену. Это неправда. Есть вещи, у которых нет цены, они бесценны. Их проще всего узнать: стоит только их потерять, и всё — они уже потеряны навсегда.
Войны ведут по двум причинам. Одна из них — власть, другая — деньги.
Говоришь, что тебя преследует чудовище. Чего ты боишься? Если оно на тебя нападёт, скажи ему, что обожаешь чудовищ, оберегаешь их и следишь за тем, чтобы ни один трупоедский ведьмак не нарушил их покоя. Ну а уж если и после этого чудовище выпотрошит тебя и сожрёт, значит, оно чудовищно неблагодарное чудовище.
Я не бедный рыцарь, а ты не прекрасная принцесса.
Ложь тем отличается от истины, что непременно становится явью.
Сегодня Зло правит законами — ибо законы служат ему. Оно действует в соответствии с заключенными мирными договорами, поскольку о нем, Зле, подумали, заключая эти договоры.
— Много проблем в городе?
— Бандиты, монстры, чума… И ты ещё.
